Даша БерегПро чудовищ и щук
«Щука была блестящей и вся в пятнах, будто болела какой-то страшной рыбной хворью. Мордой она скалилась в сторону окна, а глаз равнодушно глядел в потолок. Рядом стояла Настёна и горестно вздыхала. Щука казалось ей доисторическим чудовищем, проникнувшим в квартиру, чтобы разрушить ее семейную жизнь.
Сама Настёна рыбу любила только в виде икры и роллов. Но икра водилась в доме редко, а роллы Геннадий Михайлович, Настёнин муж, презрительно величал колобашками и есть отказывался. Старик вообще был с закидонами, но Настёне с ним было удобно, и плевать на то, что ему – сорок восемь, а ей – двадцать один, и что еще пару лет назад он называл ее исключительно по фамилии и ставил в зачетке трояки. Настёна семнадцать лет прожила в частном доме с туалетом на улице, потом еще три – в общежитии со студентами и тараканами, а после такого и двухкомнатная хрущевка с Геннадием Михайловичем в придачу покажется раем.
Мужнино увлечение рыбалкой Настёне даже нравилось – тот пропадал на все выходные, а ей оставалось только мучительно выбирать между колобашками под сериальчик и тусовкой с друзьями. Два дня Геннадий Михайлович героически пил водку в палатке, а потом привозил домой пару дохлых карасей, дабы продемонстрировать, что пил не просто так, но Настёну жалел, и милостиво отдавал добычу соседке. Настёна тоже жалела мужа, грустно сидящего на кухне под вытяжкой, с которой безбожно тянуло жареной рыбой, и ласково говорила: «Ну брось! От них чешуя по всей кухне и описторхи. В твоем возрасте надо поберечься».
А тут – щука. Геннадий Михайлович, раскрасневшийся от счастья и водки, предъявил ее Настёне в воскресенье вечером, и держал ее в руках нежно, как первенца.
– Смотри, какая красавица! – сказал он и протянул щуку жене. Настена быстро смекнула, что соседка нынче останется без рыбачьего ужина, а описторхи в красавицах, видимо, не живут.
– Ага, – простонала она и понесла щуку на вытянутых руках в кухню, а та скалилась своей острой мордой.
В понедельник муж ушел на работу, окрыленный предстоящей встречей с красавицей в уже пожаренном виде, а Настёна разложила ее на столе и загрустила. Щука источала по всей квартире аромат тины и наводила на Настёну ужас. К двум часам дня она заставила себя потрогать щучий хвост, но дальше дело у нее не пошло. Когда ужас достиг апогея, позвонила Ритка.
– Наська, ты дома? Я сейчас позвоню в домофон, быстро открывай! – заорала она из трубки и тотчас раздался звонок в дверь.
С Риткой они жили в студенческом общежитии на одном этаже. С ней под руку всегда приходили неприятности, но зато Ритка была смелой и находчивой, и уж наверняка знала что-то о приготовлении больших рыб. Настёна метнула на щуку взгляд, полный торжества, и пошла открывать дверь.
Ритка пулей залетела в квартиру, бормоча что-то про старую грымзу, Николаича и покушение на убийство. Она еще с колледжа мечтала стать содержанкой, как в сериалах по Первому каналу, чтоб красивая машина, бриллианты и черная икра, но бедняжке не хватало масштабности, и папики ей попадались мелкие, никчемные. Но Николаич, с Риткиных слов, был стопроцентным вариантом.
– Мой-то недавно дал мне ключи от квартиры, типа, чтоб нам там встречаться удобно было, – тараторила она, скидывая ботинки, – ну, не от той квартиры, где он с женой живет, а от другой. Я решила ему сделать сюрприз – договорилась о встрече, пришла пораньше, легла голая на диван, лежу, жду. Шампусик еще налила себе в бокал, чтоб красиво было. И тут заваливает его жена. Ой, что, блять, там началось, ты не представляешь! Я думала, она меня убьет! Вещи похватала, кое-как оделась в подъезде, в машину прыгнула, она – в свою, так за мной и ехала всю дорогу! Хорошо, что я про тебя вспомнила!.. А чем так воняет?
– Щукой, – с трудом вклинилась в Риткины излияния Настёна, – Гена щуку поймал. Поможешь мне ее приготовить? А то я не умею…
– Генасик у тебя вообще ловец! – захохотала Ритка. – Да без проблем! Я что хочешь приготовить могу.
Они прошли на кухню. Щука по-прежнему лежала на столе и скалилась.
– Ох, ты ж блять! – вздрогнула Ритка. – Вот же чудище!
– Поможешь? – еще раз осторожно спросила Настёна.
– Помогу, что ж делать, – Ритка села на табурет и заглянула себе под юбку, – я даже трусы надеть не успела.
Настёна связи между щукой и трусами не уловила и решила промолчать.
– А, знаю! Надо в вине ее потушить, да и все. Рыб всегда в вине тушат. У тебя вино есть?
– Есть. Но я думала, это дораду какую-нибудь в вине тушат, а тут щука…
– Щука, дорада, да какая разница? Рыба и рыба. И стаканы достань. Надо же его сначала попробовать.
– Кого «его»?
– Ну вино же! Вдруг плохое, только щуку твоего Генасика запортачим.
Настёна вспомнила, как у ее деда в деревне как-то закисла бормотуха, которую тот гордо величал яблочным вином, и послушно достала бутылку с бокалами. Ритка заглушила свой в три больших глотка.
– Ты ж за рулем, – напомнила Настёна.
– А я пока никуда не поеду, – заявила Ритка, – там же грымза меня караулит. Выгляни в окно – стоит черная «Мазда»?
– Стоит.
– В ней грымза Николаича сидит. А он, скотина, говорил, что она про ту квартиру ничего не знает!..
– Зачем ты вообще во все это ввязываешься? Николаичи все эти, грымзы их? – спросила Настёна и тоже допила свой бокал. Вино приятно ударило в голову и страх перед щукой начал потихоньку отступать.
– Кто бы говорил!
– Во-первых, Гена – мой муж, а во-вторых – он всегда был холостым. Я у него первая и единственная!
– А мне так удобно, без мужа! Нафига мне муж? Я просто хочу нормальную машину. Вон, тоже «Мазду», например. И шубу красивую. И работу я в гробу видала. Да и Николаичу тоже так удобно. Ему нафига разводиться на старости лет? Он к грымзе своей привык. А к ней я не ревную совсем. Слушай, а закусить есть чего?
Настёна достала из холодильника шоколадные конфеты в полиэтиленовом пакете.
– Прям как на поминках, – почти восхищенно произнесла Ритка, разворачивая одну, – только к конфетам вино не пойдет. Нужен коньяк. У тебя есть коньяк?
Настёна бросила страдальческий взгляд на щуку, перекочевавшую теперь на столешницу. Кухня была совсем крошечной, и щукин хвост возлегал на газовой плите.
– Ты ж за преподом замужем, у вас этого добра, как грязи должно быть!
Добра этого у них, действительно, хватало, и, немного поколебавшись, Настёна достала из шкафа початую бутылку и две рюмки.
– Кстати, на поминках я как-то ела фаршированную щуку, – вспомнила Ритка, поморщившись от коньяка, – надо нам ее тоже нафаршировать, да и все.
– А чем ее фаршируют?
– Да ею же и фаршируют!
– Щуку фаршируют щукой? – неуверенно спросила Настёна. – А где мне взять вторую щуку?
– Да не, вытаскивают содержимое у этой щуки и запихивают обратно.
– Зачем?
Они замахнули еще по рюмочке и дружно икнули.
– Не знаю. Посмотри, стоит машина?
– Стоит.
– Ну и сколько она там стоять будет? – возмутилась Ритка и налила еще коньяка.
Настёна пожала плечами. Она знала только, когда Геннадий Михайлович возвращался обычно с работы – уже через два часа. Время для фаршировки щуки щукой было упущено.
– Может, уху из нее сварить?
– Уха – это вещь, – встрепенулась Ритка, – в уху водку добавлять нужно для вкуса. У тебя водка есть?
Настёна было вздохнула, но тут с улицы раздался вой сигнализации и грозный женский голос, взывающей к какой-то прошмандовке. Ритка метнулась к окну. Рядом с ее «Дэу Матизом» стояла жена Николаича и со всей дури колотила сумкой по бамперу.
– Ах, ты ж зараза! – взвыла Ритка и, открыв окно нараспашку, высунулась туда по пояс. – Отойди от машины, коза!
– Рит, ты ж без трусов, – на всякий случай напомнила Настёна и одернула подруге юбку.
Жена Николаича, увидев цель, отошла от машины и встала под окна. Разделяли соперниц всего лишь три этажа и полбутылки коньяка, выпитые Риткой. Началась перепалка. Ритка была по-молодецки дерзка, но запас слов у жены Николаича был значительно богаче и насыщенней.
– Да сколько я вас, шлюх, могу выгонять из этой квартиры? То одна, то вторая!..
– Постой, так я не одна у него, что ли? – Ритка повернулась к Настёне, а та пожала плечами. – Вот же ж, блять!
Ритка в сердцах схватила щуку со столешницы.
– Да пошли вы в жопу все! – заорала она и неоцененная никем речная красавица полетела в объятия Николаичевской жены.
Геннадий Михайлович шел с остановки, предвкушая дивный аромат жареной рыбы. Он женился на Настёне, потому что так было удобно – разом прекратились надоевшие разговоры про старого холостяка, статусность на работе возросла (не каждый же в его возрасте может жениться на молоденькой студентке), и в целом стало спокойнее. Жена ему ни в чем не перечила, отпускала на рыбалку – в общем, хорошо. А готовить нормально, убирать – когда-нибудь научится.
Двор встретил его отборной руганью, доносящейся с его окон, и женщиной, сжимавшей в руках щуку. Женщину Геннадий Михайлович не знал, а вот щуку перепутать было невозможно.
– Что вы делаете с моей щукой? – недоуменно спросил он, пытаясь разглядеть в окнах Настёну.
– Щука? Щука?! – заорала женщина. – А шалавы эти – тоже твои?
– Это не шалава, а моя жена, – сказал Геннадий Михайлович, узнав и Настёну, испуганно выглядывающую из-за Риткиной спины, и саму Ритку, которой тоже когда-то ставил в зачетке трояки, – отдайте щуку.
Женщина бросила в него щуку, как метательный снаряд и гордо задефилировала к своей «Мазде».
– Где вы этих чудовищ малолетних берете? – закричала она в темноту и напоследок еще раз с силой ударила по Риткиной машине. – Лет под сраку, а все туда же…
Куда это – «туда же» осталось для Геннадия Михайловича загадкой, потому что «Мазда» спешно покинула двор, а он прижал к себе покрепче щуку и пошел домой.
История закончилась для всех крайне неудобно. Пьяную Ритку увезло домой такси. Голодный Геннадий Михайлович вынужден был заняться щукой сам. Соседка, привыкшая по воскресеньям ужинать свежевыловленными карасями, второй день грустила. Утомленная тяжелым днем Настёна заказала на ужин колобашек, но к ним забыли положить соевый соус. Николаич в очередной раз получил по шее, а у его жены на пальто осталось вонючее пятно.